Главный прокол состоял в том, что не было никаких команд вообще

Российская пропаганда называет его мифом: мол, нет никакого Тымчука, его придумали в спеццентре НАТО в Эстонии. Но он – настоящий, боевой, прошедший Ирак, Ливан и Косово боевой офицер, сегодня – подполковник запаса, сотрудник Центра военно-политических исследований. Его подробные хроники читают десятки тысяч людей ежедневно.

Мы предлагаем вашему вниманию запись беседы с создателем и руководителем группы  «Информационное Сопротивление» подполковником Дмитрием ТЫМЧУКОМ. Работа центра – это получение информации из многих источников, ее перепроверка и выдача четких и понятных месседжей по событиям, происходящим в Крыму.  Беседа состоялась 23 марта. События сменяют друг друга – уже и министр обороны другой, и войска выводят… Но информация от этого не стала менее интересной.

Против дезы и пропаганды

Все мы видели, насколько мощно сработала пропагандистская машина Кремля: как активно начали они гнать дезинформацию, которая транслировалась серьезными ресурсами вроде агентства «РИА-Новости», Интерфакса и т.д

– Начну с того, что мы – Центр военно-политических исследований и группа «Информационное Сопротивление» – не имеем отношения ни к каким политическим силам и государственным структурам. Сам Центр ВПИ – это общественная организация, изначально –  вообще просто группа экспертов из нескольких человек, которым небезразлична была судьба армии и всего военного сектора. Мы не проводили каких-то серьезных исследований по заказу –  просто наблюдали постоянно какие-то негативные процессы, пытались их анализировать… А уже прислушивались к нам или нет – это второй вопрос.

Точно так же возникла и группа «Информационное Сопротивление». Слово «сопротивление» – это прямая  параллель с движением Сопротивления в оккупированной Европе во время Второй мировой войны. Потому и пишем мы его с большой буквы.

Собственно, 1 марта мы уже однозначно поняли, что происходит иностранное вторжение. И уже через несколько часов было понятно, что государственная машина абсолютно неспособна противостоять противнику в информационном пространстве. Все мы видели, насколько мощно сработала пропагандистская машина Кремля: как активно начали они гнать дезинформацию, которая транслировалась серьезными ресурсами вроде агентства «РИА-Новости», Интерфакса и т.д. Если посмотреть на картинку с российской стороны, создавалось впечатление, что украинские войска массово сдаются в плен, на «Гетмане Сагайдачном» уже развевается российский флаг, и так далее. А зная немного ситуацию в структурах, которые занимаются у силовиков информационной работой и проведением информационно-психологических операций, мы понимали, что машина будет раскачиваться долго. Это во-первых. Во-вторых, для того чтобы подключать какие-то экстренные механизмы, необходимо было введение военного положения. Потому что существующая наша нормативная база просто не подразумевает задействования серьезных механизмов в мирное время! Но военного положения мы так и не увидели до сих пор  – соответственно, масса факторов влияла на то, что в сфере информации был просто ступор.

Мы поняли, что необходимо что-то делать. Я созвонился со своими друзьями, которые работали в информационной сфере – и мы просто на личных контактах начали выходить на знакомых офицеров, живущих в Крыму, в том числе на морпехов, которые были в Косово в свое время... Начали выходить на связь с офицерами наших спецслужб – военная разведка, контрразведка, СВР, пограничники и так далее. Сразу задались принципом:  информацию, которую получаем с мест, мы закидываем по другим каналам и проверяем минимум по двум источникам. Норма – три. Отдам должное: я-то уже без погон, я в общем-то мирный военный пенсионер и с меня взятки гладки…

А помогать нам стали реальные люди – офицеры, в звании майора, подполковника, которые обладали информацией и могли нам помочь подтвердить ее или опровергнуть. И вот эти офицеры, в таких структурах, они взяли на себя ответственность – и тут сыграло роль и самосознание, и патриотизм –  они без разрешения свыше начали нам давать информацию. Подтверждать, опровергать, давать нам сведения, чтобы мы уже проверяли по другим каналам… На самом деле, это серьезный поступок. Потому что, зная, как работает наша бюрократическая машина, эти люди, подключаясь к такой деятельности, реально рисковали как минимум служебным положением.

Вот так, в общем-то, и возникла наша группа – «Информационное Сопротивление».

Мы закрываем бреши

наши СМИ, благодаря тому, что и у нас информационное поле более чем наполовину русскоязычное, подхватывали свободно то, что вбрасывалось с той стороны: россиянам даже не нужно было переводить и специально какую-то дезу запускать

– Первые четыре дня был полный провал. Нет военного положения, не введена цензура, работают российские телеканалы, работает Интернет – в нашем информационном поле создается  вакуум. То есть все понимают, что что-то происходит, нужно брать откуда-то информацию – а журналисты этой информации от украинских госструктур не имеют, да и журналистов в Крыму как таковых тоже было очень мало! И они тоже брали частично российскую информацию. То есть выходило, что наши СМИ, благодаря тому, что и у нас информационное поле более чем наполовину русскоязычное, подхватывали свободно то, что вбрасывалось с той стороны: россиянам даже не нужно было переводить и специально какую-то дезу запускать. Они просто  транслировали то, что транслировали – а наши подхватывали на ура. Таким образом, наши СМИ (невольно, конечно же) работали на руку россиянам. 

И вот первые четверо суток мы наблюдали полный провал в этой сфере. Где-то на пятые сутки мы начали переламывать ситуацию. Что касается именно нашей группы – мы доказали, что даем объективную информацию. И даже если она неприятна, мы ее все равно транслируем. Потом уже начали подключаться информирующие органы госструктур, того же Министерства обороны, появилась какая-то официальная информация… Ну и, конечно, огромную работу провели журналисты гражданских СМИ – когда начали массово выезжать в Крым и давать уже объективную картинку с места событий. Наконец-то наступил перелом, где-то с шестого дня вторжения мы наблюдали, что вытесняем российскую пропаганду. Эта «деза» в общем-то выполняла три функции. Во-первых, создавала картинку у себя – для общества, для того чтобы ответить российскому обывателю, «почему наши солдаты вошли в Крым – спасать соотечественников от «бандеровцев». Вторая задача – дезинформировать и деморализовать наше общество и наши войска в том числе. Мне звонили из войск и спрашивали: «А правда ли, что наше подразделение – последнее, все уже сдались, пали – одни мы еще как дураки стоим?» Это было 4–5 марта, то есть в самом начале!

То есть реально – даже на уровне Киева, на уровне Генштаба координации не было: я не знаю, почему так вышло, но они получали очень мало информации. В том числе той, которую должны были получать в первую очередь. Во время войны это называется  «потеря управления войсками». Это страшный термин, это означает разгром: когда командир подразделения не знает, что делает правый сосед, левый сосед, у него нет связи со штабом… Это очень страшно. Это катастрофа. И тем не менее понемногу это остановилось.

…Мы думали, что отработаем до момента, когда констатируем, что информационное поле уже под контролем Киева – однако оказалось, что все равно существуют информационные бреши. И мы сейчас стараемся не дублировать информацию, которая идет по СМИ, которую дают госорганы и гражданские журналисты, а пытаемся закрывать те бреши, которые есть, – и самоустраниться у нас пока не получается. Мы считаем это своим долгом. Мы за это не получаем ни деньги, ни звания, ни должности –  делаем то, что подсказывает наша совесть.

По факту – Крым не наш

Путин избрал удобное время для агрессии: фактически он начал вторжение, когда у нас был полный паралич по госструктурам

– Дмитрий, как вы оцениваете сейчас ситуацию в Крыму, что происходит сейчас там с нашими военнослужащими, с нашими военными частями?

– По факту Крым – не наш. Это уже все понимают и осознают – кроме, возможно, некоторых политиков. А сложилась такая ситуация в Крыму из-за того, что было потеряно четкое взаимодействие между войсками и центром – и  это, конечно, очень негативно повлияло на моральный дух военнослужащих, это надо признать. Я лично – не знаю, правильно это говорить или нет, – но удивлен и восхищен тем, что вообще до сих пор ребята стоят!

Надо ведь понимать, насколько удобное Путин избрал время для агрессии: фактически он начал вторжение, когда у нас был полный паралич по госструктурам. В Киеве пришла новая власть. Что думают об этом в Крыму? Можете поверить, с точки зрения крымского обывателя или даже крымского солдата совершенно непонятно, насколько эта власть легитимна. Тем более что идет подкачка из России: мол, на самом деле президент-то Янукович, вот он – живой в Ростове выступает! Непонятная картина.

С другой стороны, надо понимать, что армия у нас маргинализированна –  ее маргинализировали 23 года. У нее нет общей идеи, например, как в Турции, о том, что она должна выступать каким-то стрежнем, носителем идей государственности, их гарантом. Нет корпоративности абсолютно. Что это означает на практике? Да то, что социологический срез симпатий и мнений военнослужащих полностью отражает то, что существует в регионах. То есть, если военный служит в Днепропетровске, в Крыму или в Донецке, он больше лоялен к власти. Если на западе – то наоборот, больше симпатизирует Майдану. Мы видели это на примерах силовиков, когда в городах западной Украины «Беркут» прекращал свою деятельность, возвращался домой, падал на колени… В армии было то же самое. То есть понятно: в Крыму абсолютное большинство Майдан не воспринимает.  И вот ситуация: приходит непонятная власть (непонятная с точки зрения той картинки, которую закидывала российская пропаганда), Майдан мы в общем-то не поддерживаем – с какой радости выполнять его приказы и команды?

Команды просто не было!

люди абстрагировались от политических симпатий и тех политических процессов, которые происходят в стране, но они понимали: на нашу Родину напали. И мы – военные, наш долг – ее защищать

– Команды не было, поэтому действовали на свое усмотрение. Фактически имела место волна патриотизма: люди абстрагировались от политических симпатий и тех политических процессов, которые происходят в стране, но они понимали: на нашу Родину напали. И мы – военные, наш долг – ее защищать. Я уверен, если бы тогда сразу поступила команда защищаться с применением оружия,  войска были бы полностью управляемы в этом плане.  Главный прокол состоял в том, что не было никаких команд вообще. То есть мало того, что военных не информировали о том, что происходит. Они получали две команды. Первая: ни в коем случае не применять оружие, и вторая – действовать по ситуации. Я, как человек военный, не понимаю, что такое приказ «действовать по ситуации». Это нонсенс, это бред – будем называть вещи своими именами.  Реально люди были деморализованы, они не понимали: какие у них перспективы, зачем они стоят, какую цель они выполняют?

Руководство Минобороны еще больше усугубляет ситуацию, говоря: нет, мы будем стоять до тех пор, пока какие-то дипломатически и политические инструменты не сработают. Солдат не знает, что такое «политические и дипломатические инструменты». Он констатирует по факту: что он находится практически уже в чужой стране, ему сказали стоять – для чего непонятно, а он хочет… домой к маме, грубо говоря. Он и согласен был бы выполнить боевую задачу – ну так боевой задачи нету.

Верны присяге 200 человек

–  Войска начали «сыпаться» еще день назад (21–22 марта. – Ред.), это было начало. Министерство обороны официально заявляет другое. Я не имею ни морального, ни какого другого права критиковать министра – но я вижу, что информация, которая есть у нас, сильно отличается от той информации, которой владеет министр обороны.

Министр говорит, что войска стоят – и все замечательно, прекрасная маркиза. А у нас другая информация. По факту мы видим в Крыму три категории подразделений.

Первая категория – это военнослужащие, которые остаются верными присяге однозначно и готовы выполнять приказы. Но опять-таки им нужно понимание ситуации. Морпехи выставили свой ультиматум – и так и не получили ответа: до каких пор мы тут будем стоять вообще и что мы здесь делаем?! Им так толком и не ответили.

Вторая категория – это люди, которые просто предпочитают разойтись по домам. Это позиция, которую первыми продемонстрировали украинские пограничники еще в первую неделю вторжения. Конечно, им было тяжелее других. Потому что военные все-таки стоят большими частями, свыше тысячи человек в том же Перевальном – это коллектив, который чувствует свою силу. А когда стоит десяток пограничников в каком-то пограничном отделении –  понятно, что «задавить» их бывает очень легко.

Соответственно, когда их захватывали, загоняли в актовые залы и начинали прессинговать: мол, давайте, принимайте присягу на верность России и служите дальше в погранслужбе ФСБ! – они просто писали рапорта на увольнение и тут же шли по домам. Такая же ситуация в береговых войсках: многие предпочитают пойти написать рапорт и спокойно уйти: играйте  в войнушки без меня!

И третья категория – это люди, которые ведутся на обещания россиян, обещания сладкой жизни и готовы принимать российскую присягу.

Минобороны вообще отрицает, что эти две категории существуют: якобы все стоят и так далее. Но для сравнения, по нашим данным, из 1400 человек в Перевальном на сегодня (23 марта. – Ред.) верность присяге сохраняют 200. А остальные – из тех двух категорий. Те, кто ушел и кто готов присягнуть России. А Минобороны заявляет, что все подчинены Киеву и они контролируют ситуацию!

Стоять до конца?

– Как вы расцениваете заявление и. о. министра обороны Тенюха – о том, что приказ есть, приказ – стоять до конца, он четкий и все, кто говорят, что приказа нет, – это якобы провокаторы. Получается, приказ есть, но он какой-то нечеткий или непонятный?

– Тенюх или не понимает, что он говорит, или лукавит. Одно из двух. Потому что – что значит «стоять»? Если бы они держали позиции и сдерживали наступающего врага – было бы понятно. Но военные видят, что они находятся на полуострове уже без какого-либо  юридического статуса, без признания со стороны самопровозглашенных властей Крыма, со стороны россиян. Их в этом всячески убеждают. И приказ «стоять» не объясняет главного: зачем стоять? Зачем они там? Если бы они сдерживали врага, с последней гранатой бежали под фашистский танк – это было бы понятно. А так они вообще не понимают,  зачем там находятся – под этим жесточайшим прессингом.

Даже у тех, кто верен присяге, есть единственное желание: чтобы это все закончилось. И чтобы было какое-то понимание. Люди хотят сроков. Если бы им сказали: постойте еще месяц, было бы проще. Но этого не говорят!  Поэтому приказ «стоять» – это приказ из серии «действовать по ситуации».

– И наверное, самая большая загвоздка  – это семьи? Потому что они все живут рядом, в прилегающих районах.

– Безусловно. Солдатам срочной службы в этом отношении проще. Все-таки у них нет соображений, что нужно обеспечить безопасность своей семьи, думать о ее будущем, о том, чтобы семья была обеспечена. А у контрактников и у офицеров такие соображения есть, и они играют огромную роль в принятии решений.

– А командиры отдельных частей не могли принимать командование на себя? Брать под охрану дома со своими семьями или переводить их на территорию части? Тенюх говорит, что им предлагали эвакуироваться и они отказались.

– Я в свое время  указывал, что нельзя просто сказать: «Ребята, побежали на материк!» Даже если будет такое решение, людям нужно дать понять: куда они едут? Очень сильны слухи, что все подразделения по прибытии на материк будут расформировываться, а личный состав выгонят из армии. Нужно объяснить хотя бы: куда люди едут и какие условия им предлагают.  Все прекрасно знают, что в армии все 23 года остро стояли социальные проблемы. И одна из самых главных – это как раз проблема жилья: у нас 45 тысяч бесквартирных офицеров на сегодня. Да, при Януковиче сдавали в год от 200 до 1000 квартир, но нужно учесть, что это было служебное жилье: сегодня ты  в нем живешь, завтра попросят освободить. И людям сейчас важно понимать: если они переедут на материк, в каких регионах, в каких подразделениях будут продолжать службу? Кто их устроит? Кто обеспечит работой членов их семей? Масса вопросов, на которые никаких ответов на самом деле не дали. А людям, которые думают о своих семьях, понятно, они нужны.